Больница прошлого: Когда столичная клиника ужасает даже видавших многое (фото)

Левая рука привязана к каталке песочного цвета мужским галстуком. Правая – сиреневым.

Здание Клиники патологии спинного мозга и позвоночника Института нейрохирургии им. Ромоданова в Киеве просто ужасает своим видом, информирует КиевПравда со ссылкой на Украинскую Правду.

Леся Литвинова стала свидетелем, в каких условиях лечат больных в этой столичной больнице.

Под жуткого вида козырьком – вход в отделение. Меньше всего можно заподозрить, что это – больница. Если бы не вывеска – не поверила бы. В коридоре – нормальный такой проходной двор. Никого особо не интересует, что ты тут делаешь.

Два поста медсестр – скорее для декора.

В коридоре удивительным образом сосуществуют больные, пытающиеся перемещаться на ходунках, зачастую одетые в один только памперс, и посетители в куртках и сапогах. Ни одного человека в бахилах, или халате я так ни разу и не встретила.  

В палате на шесть коек – двенадцать человек. По одному больному на кровати и по одному родственнику на табуреточке.

Без родственника тут обойтись невозможно – это я пойму в первый же день.

Родственник должен сидеть и ждать, когда надо будет отнести воды в реанимацию, сбегать за лекарствами, помочь перевезти больного обратно в палату и потом принять на себя обязанности круглосуточной сиделки.

Ночуют они, само собой, тут же – кто на кушеточке, кто на каталке, кто на табуретке. Поэтому разделение на "мужские" и "женские" палаты – очень условное. В женской с женами сидят мужья и наоборот.  

Со мной приехала дочка. Она никак не может найти себе места и волнуется сильнее меня. Операции положено ждать в палате. Мы и ждем. В коридоре все равно негде ни сесть, ни стать.

- Кто у нас тут на операцию? – в палату с трудом втискивается каталка, которую толкает барышня в почти белом халате.

- Я, судя по всему.

- Раздевайтесь, ложитесь.

- Тут?

- А где?

Действительно, где еще раздеться, как не в присутствии десятка чужих людей. Странный вопрос.

- А насколько раздеваться?

- Догола. И памперс одевайте.

Глаза моей дочки становятся квадратными. Те из родственников, кто поделикатнее, – отворачиваются. Остальным просто нет дела до чьей-то там застенчивости.

Зато теперь я, наконец-то, чувствую себя самой настоящей больной. В памперсе, под серой простынкой, на каталке, с большим кульком расходников, который лежит у меня в ногах.

По поводу этих расходников мы накануне буйно дискутировали с доктором. Лекарства и все остальное по списку положено покупать в аптеке при больнице. И нигде больше. Почему? Потому что они там "самые проверенные". Ну и дороже, чем по городу, само собой.

А если из другой аптеки? Мы за них не отвечаем. А хотите, на каждый шприц отдельно сертификат запрошу? Не вдохновляет, но и возразить толком нечего… Покупка расходников в аптеке на другом конце города, кстати, сэкономила мне процентов 40 от их стоимости.

Простынка, которой накрыт стол в операционной, больше всего напоминает слегка пережаренную мацу. Желтенькую такую, с подгоревшими пятнышками.

С ностальгией вспоминаю операционные покрытия, которые в невероятных количествах развозили по разным больницам. А заодно и операционные столы, которые приходили как гуманитарка из Европы и Америки.

Впрочем, чистое – и ладно. Я ж за результатом сюда, да?

- Деточка, смотри, я тебе сейчас маску на лицо одену, ты глубоко дыши и считай до десяти, хорошо? – анастезиолог похож на мультипликационного дедушку-доктора. И, судя по всему, искренне беспокоится обо мне.

Послушно закрываю глаза. Считаю до десяти. Думаю о горах. До двадцати. О лыжах. До тридцати. О любимом мужчине. Понимаю, что меня сейчас будут резать-то, а я все еще тут…

Открываю глаза.

- Деточка, а ты почему не спишь? – анастезиолог искренне удивлен, – А… У нас тут шланг отошел. Сейчас. Так идет? Странно… А так?

С третьей попытки наконец что-то там срастается и я лихорадочно вдыхаю "сон", пока шланг опять никуда не отошел. Темно. Хорошо…

- Дыши давай!

Голос откуда-то из угла вытаскивает меня из тишины. Это уже реанимация. Тут мне видно совсем немного – кусочек стены, кусочек потолка, каталка, на которой я лежу. Левая рука привязана к каталке песочного цвета мужским галстуком. Правая – сиреневым. Совершенно сюрреалистическая картинка. Первая мысль – я еще в наркозе. Моргаю. Галстуки остаются на месте. Заботливая медсестра освобождает меня от трубки в горле и развязывает руки.

- Это что – правда галстуки?

- Да, – судя по всему она удивлена такому глупому вопросу, – поехали в палату?

Первые сутки в палате я помню плохо. Приходили и уходили дети. Сидела сестренка. Хотелось пить, и все остальное было неважно. Рядом кто-то стонал, кто-то храпел, кто-то говорил по телефону – палата жила своей собственной жизнью.

Толком рассмотреть место, куда я попала, я смогла уже на второй-третий день.

Нет, не то, что б я раньше больниц не видела. Разных. Всяких. Но все равно впечатлило.

Можно долго рассуждать о недофинансировании, о нищей медицине, о невыносимых условиях, но это будет не совсем честно.

Я добросовестно поинтересовалась у всех своих соседей, кто и сколько заплатил за лечение. Не за расходники и лекарства, которые покупаются по умолчанию. Не за анализы при поступлении (кровь на вирусы 250 грн, кардиограмма 100 и т.д ).

Не за страховку, которую нужно оформить тут же, в больнице. За остальное.

Суммы меньше 20 000 не назвал никто. Больше – да, меньше – нет. Вне зависимости от того – плановая операция, или срочная.

При этом в отделении из всех углов лезет не то что бы нищета, а та самая разруха, которая не в клозетах, а в головах. И дело не в рваных матрасах и подушках, не в ржавых батареях и грязных туалетах.

А в том, что это никого не беспокоит.

Не беспокоит то, что поручни вдоль стен заставлены и ими невозможно воспользоваться. А если до них и удается дотянуться, ты обнаруживаешь, что крепления вылетают из стены.

Что ходунки не проходят в дверной проем, а поход в единственный на этаже туалет – это отдельное большое путешествие.

Что в манипуляционной невозможно проводить манипуляции – там просто нет места. Что в ванной комнате грибок, на дверях и подоконниках облезла краска, а мусорное ведро – одно на все отделение.

В палатах под умывальниками лежат мусорные пакеты, которые родственники же потом и относят в общий бак в туалете.

Что посетители без бахил – это норма жизни. Как и сантехник в верхней одежде и сапогах в палате.

Каким образом это сочетается с квалификацией врачей – мне понять не дано.

Да, спасают. Да, вытаскивают с того света. Но как сохраняют уважение к самим себе и больным в декорациях апокалипсиса – не понимаю.

И где проходит грань между самоотдачей и пофигизмом не понимаю тоже.

Потому что убогость эта – она не извне пришла. Она естественная среда обитания для тех, кто тут работает. И для тех, кто здесь лежит.

Да, медсестра слышала, что внутривенные катетеры надо промывать гепарином. Но не будет. Потому что кроме меня никто ей об этом не сказал.

Вот студент Леша – да, он знает, ему и напоминать не надо. Но он тут временно. А задержится надолго – тоже перестанет морочиться.

Нет, санитарка не в курсе, что мочеприемник не надо сливать в раковину в палате. Его нужно просто поменять – вон, в тумбочке лежит еще пять штук. Научить? Нет, не надо. Она так привыкла. Хочешь – сама себе меняй.

Да, соседка по палате понимает, что ей нужно мерять давление, но медсестра забыла, а напомнить неудобно – вдруг ругаться будет. И будет, кстати.

Потому что когда я спросила, дадут ли мне градусник, медсестра шумно удивилась на тему: "А что – я должна помнить кому температуру мерять?". Поэтому в итоге мне принесли градусник из дому, но что он там показывает, кроме меня самой опять-таки никому особо интересно не было.

Опять-таки, можно все валить на бесплатную медицину и маленькие зарплаты. Но фокус в том, что медицина бесплатная только на бумаге, а зарплату, кроме официальной, фактически платят больные.

Без налогов, без отчислений на развитие отделения, "по доброй воле".

Гонорара за одну операцию с головой хватило бы на ремонт туалета с полной заменой сантехники. Или на нормальный пандус.

Потому что назвать пандусом деревянное одоробало с торчащими гвоздями, язык не поворачивается.

Про мелочи вроде мусорников, шкафчиков, поручней и прочей бытовой мелочи можно даже не говорить. Только это никому не нужно. Ни врачам, ни их пациентам.

Все так привыкли. Вот привыкли – и все.

К конвееру, к отсутствию собственного достоинства, к нечистым туалетам и дырявым матрасам, к жалобам на маленькие зарплаты и дорогие услуги. И, если честно, я не представляю что должно произойти, что б это изменилось. Потом что, судя по всему, всех все устраивает.

Читайте также:Марафон добрых дел: украинцев просят помочь подарить тяжело больным детям праздник

35987 dd22 mm11 yy2016 2016 ноябрь листопад осень осінь фото галерея больница Киев взятка разруха 35987 dd22 mm11 yy2016 2016 yjz,hm kbcnjgfl jctym jcsym ajnj ufkthtz ,jkmybwf Rbtd dpznrf hfphe[f 35987 dd22 mm11 yy2016 2016 ноябрь листопад осень осынь фото галерея больница Киев взятка разруха